3491
5
Лишь в одном только трактире в Мотовиловке солдаты мятежного Черниговского пехотного полка употребили 360 вёдер «водки и прочих питий»
Сергей Иванович Муравьёв-Апостол...........29 декабря 1825 года (10 января 1826 года, далее даты по старому стилю) взбунтовался Черниговский пехотный полк, расквартированный в сёлах Васильковского уезда Киевской губернии. Мятеж, организованный офицерами, состоявшими в Южном обществе, стал продолжением попытки переворота 14 декабря 1825 года в Петербурге. Первоначально в планах заговорщиков выступление на юге империи значилось как вспомогательное: первым должен был выступить Петербург, выступление «южан» предполагалось лишь после сигнала оттуда хоть о каком-то успехе. Но всё пошло наперекосяк, и не только в столице: ещё за день до событий там, 13 декабря 1825 года, в штаб-квартире II армии в Тульчине был арестован полковник Павел Пестель, командир Вятского пехотного полка, фактический глава Южного общества. Уцелевшие нити заговора оказались в руках подполковника Сергея Муравьёва-Апостола, батальонного командира Черниговского полка, а также его старшего брата Матвея, подполковника в отставке.
Но о провале восстания в столице братья узнали лишь 24 декабря на въезде в Житомир, куда направлялись для встречи с командирами Ахтырского и Александрийского гусарских полков, полковниками Артамоном и Александром Муравьёвыми. В свете свежих известий «переговорный процесс» сорвался, гусарские полковники, да и большинство других заговорщиков к идее мятежа охладели и смысла в выступлении уже не видели. Тем временем командиру Черниговского полка подполковнику Густаву Гебелю поступил приказ произвести арест братьев Сергея и Матвея Муравьёвых-Апостолов. Рьяный служака настиг братьев ранним утром 29 декабря в селе Трилесы, в избе, где квартировал командир 5-й мушкетёрской роты Черниговского полка поручик Анастасий Кузьмин, тоже состоявший в тайном обществе. Сопровождаемый жандармским поручиком, подполковник Гебель отобрал у братьев два заряженных пистолета, объявил об аресте, вызвал караул. Затем арестанты пригласили Гебеля… «напиться чаю, на что он охотно согласился». Но тут в дело вступили другие заговорщики. Как показал Гебель, штабс-капитан барон Вениамин Соловьёв, поручики Анастасий Кузьмин, Михаил Щепилло и Иван Сухинов «зачали спрашивать меня, за что Муравьёвы арестуются, когда же я им объявил, что это знать, г.г., не ваше дело, и я даже сам того не знаю, то из них Щепилло, закричав на меня: «Ты, варвар, хочешь погубить Муравьёва», – схватил у караульных ружьё и пробил мне грудь штыком, а остальные трое взялись также за ружья. <…> Все четверо офицеры бросились колоть меня штыками, я же, обороняясь сколько было сил и возможности, выскочил из кухни на двор, но был настигнут ими и Муравьёвыми. <…> Тут старший Муравьёв нанёс мне сильную рану в живот, также и прочие кололи, но я, как-то и здесь от них вырвавшись, бежал».
×
Историк Оксана Киянская привела данные медицинского освидетельствования Гебеля: «Получил 14 штыковых ран, а именно: на голове 4 раны, во внутреннем углу глаза одна, на груди одна, на левом плече одна, на брюхе три раны, на спине 4 раны. Сверх того, перелом в лучевой кости правой руки». «Цепные бешеные собаки», как называли Соловьёва, Кузьмина, Щепилло и Сухинова сами же их сослуживцы-заговорщики, может потому алкали крови и мятежа, что трое из них по молодости лет ещё никогда не нюхали пороха в настоящих сражениях? Воевал лишь Сухинов, пройдя кампании 1812–1814 годов солдатом и отличаясь, по словам товарищей, безумной храбростью, жестокостью и какой-то животной ненавистью к людям. Кузьмина и Щепилло тоже трудно назвать гуманистами: они, как, впрочем, и Сергей Муравьёв-Апостол, предпочитали исключительно палочные, жестокие методы «воспитания» солдат.
Офицеры-заговорщики впятером кололи штыкам – даже в спину (!) – и били прикладами безоружного отца-командира, заслуженного ветерана наполеоновских кампаний 1805–1807 годов, Отечественной войны 1812 года и Заграничного похода, отличившегося в целом ряде самых кровавых сражений, кавалера четырёх боевых орденов и Золотой шпаги «За храбрость». Убивали, но так и не убили. Трудно сказать, говорит ли это о слабом умении заговорщиков, привычных к шпагам и пистолетам, владеть солдатским оружием, но само действо, несомненно, было полным бесчестьем и нравственным падением. Всё это происходило на глазах нижних чинов, и последствия не заставили себя ждать: дисциплина рухнула почти сразу, нижние чины пошли вразнос. Солдаты не слишком охотно подчинились приказам, выполняя их… за деньги – именно на подкуп солдат с унтер-офицерами пошли средства, найденные во вскрытом полковом артельном ящике. Деньги солдаты брали охотно, но в поход и сражения «за свободу» не рвались, зато «просили дозволения пограбить, но подполковник оное запретил». Солдат это обескуражило ненадолго: просить дозволения они перестали, просто пошли по кабакам, стали грабить и насиловать.За какие-то три дня похода полк из сплочённой воинской единицы превратился в вооружённую буйную толпу, все помыслы которой были пожрать, напиться, подраться, пограбить и снасильничать. На всём протяжении своего «боевого пути» непросыхающая солдатня обошла и ограбила все питейные дома, вымогала у деревенских жителей деньги и водку, награбив у них же несметное количество сапог, шапок, исподнего, юбок, чулок, не обошлось без изнасилований. Документально зафиксировано, как «революционные» солдаты не погнушались даже раздевать новопреставленных покойников! А лишь в одном трактире в Мотовиловке «водки и прочих питий» употребили аж 360 вёдер! Чему поначалу не поверили, но следствие установило: так и было, правда «солдаты не столько оных выпили, сколько разлили на пол», да ещё обильно поливали водкой друг друга.
Всё закончилось 3 (15) января 1826 года у села Устимовка, где поход мятежников, превратившийся фактически в пьяный рейд по кабакам, был остановлен картечным огнём артиллерии. Вусмерть упившиеся черниговцы побросали оружие, не сделав ни выстрела. Впрочем, как выяснилось, сражаться бунтовщики и не могли: осмотр ружей показал, что большая часть их «были не заряжены и имели деревянные кремни»! Иные же были заряжены весьма оригинально: «один был заряжен наоборот пулей внизу, а порохом сверху, а другой вместо заряда имел кусок сальной свечки». Восстание наглядно показало, что могло бы ожидать Россию, если бы 14 декабря 1825 года успех, пусть и временно, сопутствовал декабристам – неизбежная кровавая каша бунтов и мятежей. Что поняли и сами декабристы, не случайно Михаил Бестужев-Рюмин перед казнью с горечью произнёс: «Самый успех нам был бы пагубен для нас и для России».
Еще крутые истории!
- Ситуации, в которых люди почувствовали себя неловко из-за собственной невнимательности
- "Варила кашу и упала в обморок": девушки рассказали, как неожиданно поняли, что беременны
Новости партнёров
реклама
1.3алу.пился и висит - это что?
2.3алу.пились и висят-- это что?
1-жёлудь
2-декабристы